Женщины на живодерне

• Ирина Халип
• 7.02.2025, 11:44

Выжить – это и есть героизм.

Всякий раз, садясь писать новую колонку про Полину Шарендо-Панасюк, я обещала: пусть только Полина выйдет, пусть только выберется из ада, и я больше не буду про нее писать. Неделю назад Полина выбралась из ада, а вчера оказалась в безопасности. Но оказалось, что не писать про нее по-прежнему невозможно.

Полина – все такая же красивая и отважная. И первыми ее словами на перроне вильнюсского вокзала были «жыве Беларусь!». А вторыми – слова о тех, кто остался там, на живодерне. Именно так, живодерней, Полина назвала ИК №24, колонию в Речицком районе для рецидивисток. Там сделали специальный, с особым цинизмом, ремонт в ПКТ – теперь это подвал сродни лубянским или даже средневековым, где можно сойти с ума и потерять здоровье за пару дней. А Полину держали там месяцами. Она вспомнила, что за целый год выходила на улицу только восемь раз. Все остальное время – ШИЗО-ПКТ-ШИЗО. Круг, разорвать который было невозможно.

Но Полина не говорит о себе. Ни о собственных пытках, ни о четырех годах ада, ни о кошмарах, которые не прекращались ни на минуту. Она говорит о других женщинах, которые остались там, в Заречье, - об Ольге Майоровой, Виктории Кульше, Елене Гнаук. О бесконечных голодовках, которые месяцами держала Кульша в ПКТ. О том, что им всем готовят очередные уголовные дела по статье 411, чтобы не выпустить из живодерни. Сама Полина трижды проходила через новые суды и в общей сложности пережила четыре тюремных срока. Но, едва выйдя из поезда, едва обняв мужа, едва вдохнув свободно, она заговорила о своих подругах, остающихся на живодерне. Теперь Полина борется за них. Ее срок не закончен, пока они остаются там.

Ольгу Майорову задержали на следующий день после Полины – 4 января 2021 года – по делу Николая Автуховича. Ольга вела его телеграм-канал, за что получила приговор в 20 лет лишения свободы. А в прошлом году ей к двадцатилетнему сроку прибавили еще полтора года по статье 411. Ольгу во время первого следствия так и не сумели довести до суда с террористической статьей, хотя очень хотели. Ничего, кроме ведения телеграм-канала, найти или сочинить кагэбэшники не смогли. Но в список террористов тем не менее внесли. И, несмотря на двадцатилетний срок, не удержались от удовольствия добавить еще полтора года – скорее всего, специально, чтобы перевести в Заречье. В гомельской колонии, несмотря на такие же чудовищные условия, много женщин-политзаключенных – намного больше, чем отрядов. И, как ни крути, друг от друга этих женщин не изолируешь. А значит, у них намного больше возможностей поддерживать друг друга. В речицкой колонии политических можно по пальцам одной руки пересчитать. И все они кочуют из ШИЗО в ПКТ, все находятся в изоляции.

Виктория Кульша, как и Полина, осуждена по статье 411 уже трижды. Бывшие заключенные гомельской колонии рассказывали, что еще до «злостного неповиновения», в ИК №4, Виктория сказала заместителю начальника колонии: «Снимите погоны, иначе я их сорву». Это было не просто неповиновение, это был бунт. И Кульшу быстро отправили в Заречье, чтобы изолировать окончательно. По словам Полины, Виктория в знак протеста не только голодала, но и вскрывала вены в ПКТ. Причинение вреда самому себе – чудовищный, но единственный доступный заключенному метод сопротивления в тех условиях, в которых оказываются узницы ИК №24.

Елену Гнаук и вовсе, похоже, загоняли за эти флажки, чтобы поскорее отправить на живодерню. Сначала будто бы домашняя химия по «хороводному делу». Потом – три с половиной года колонии за «дискредитацию Республики Беларусь». Карцер, голодовка, «Новинки» и, наконец, - та самая статья 411. Рецидивистка, опасный элемент, колония №24 и снова карцер и ПКТ. Все они – Гнаук, Майорова, Кульша – практически не выходят из карцера. Если и выходят, то, как правило, лишь для того, чтобы быть обвиненными в очередном нарушении режима и снова вернуться в камеру ШИЗО или ПКТ.

Мы привыкли думать, будто героизм – это выйти с флагом, прокричать лозунг в суде, пойти навстречу цепи омоновцев. Но в белорусских тюрьмах героизм – это выжить. Просто выжить в условиях, когда тебя убивают каждый день. И тысячи белорусских политзеков сегодня пытаются выжить. Они – наши герои. Вернуть их домой – наш долг.

Одна бывшая политзечка рассказывала, что еще в гомельской колонии, где осужденных по политическим статьям непременно ставили в цеху на пошив милицейской формы, Полина говорила: «Они нас оскверняют». Они не осквернили тебя, Полина. Наоборот, это придало их ничтожной жизни смысл. Когда-нибудь ведь внукам будут рассказывать, что были знакомы с Шарендо-Панасюк. И это все, чего они добились.

Ирина Халип, специально для Charter97.org